Антон Крылов: Отдайте детей отцам

Верховный суд России закрепил, что равноправного родительства в нашей стране больше нет. Есть мать, неизбежным дополнением к которой является ребенок. И есть отец, который здесь оказывается ни при чем.

Решение Верховного суда о том, что теперь после развода ребенок будет оставаться с отцом только в исключительных случаях, прошло практически незамеченным в СМИ и социальных сетях. Все обсуждают фотографии посторонних людей, страдания валютных ипотечников и козла Тимура, который все-таки довел тигра Амура до цугундера.

Между тем это решение — яркая демонстрация какого-то совершенно дикого неравенства, которого в современном обществе просто не должно быть. И, по идее, наравне с мужчинами против подобной практики должны выступить феминистки.

Ведь Верховный суд закрепил, что равноправного родительства в нашей стране больше нет. Есть мать, неизбежным дополнением к которой является ребенок.

И есть отец, который в случае развода должен давать деньги в установленном совестью или, в случае отсутствия оной, в назначенным судом количестве, а видеть ребенка он может только в установленные матерью дни и часы.

Все разговоры про «вековые традиции» разбиваются одним простым доводом. Сугубо медицинским. До массового распространения гигиены шансы женщин умереть при родах были крайне велики — самые оптимистичные цифры говорят про 1,5% смертности в 19-м веке, самые пессимистичные — до 10%. В середине 19-го века была эпидемия родильной горячки — умирало до 40% рожениц.

«Матушка моя скончалась родами» — это очень частое начало автобиографических книг того времени. Детей воспитывали отцы — это было нормой.

Советская «однополая семья», состоящая из мамы и бабушки, появилась только после Великой Отечественной войны. Мужчин было мало, мужчины были избалованы женским вниманием, а женщины, особенно в крупных городах, вполне эмансипировались и переставали видеть смысл в сохранении брака ради самого брака: количество разводов неуклонно росло, и практически всегда дети оставались с матерью — во исполнение той самой Декларации прав ребенка от 1959 года.

Но с тех пор прошло более полувека. В 1959 году гомосексуализм являлся уголовно наказуемым преступлением в большинстве стран мира, включая те, где сейчас людей сажают за отказ регистрировать гей-браки. Мир изменился, и глупо было бы это отрицать.

К счастью, Россия не относится к числу тех стран, в которых пытаются запретить сами слова «мама» и «папа», заменив их на «родитель один» и «родитель два» (тоже, кстати, дискриминация, почему кто-то первый, а кто-то второй?). Но и современные российские женщины весьма отличаются от своих бабушек и прабабушек полувековой давности.

Так почему же сейчас при разводе женщина имеет основополагающие права на ребенка? Почему у отца появляется шанс воспитать собственного ребенка, только если мать признана судом опасной для него?

Как раз сейчас разбирается случай, когда в Мытищах мать-алкоголичка выбросила годовалого сына с девятого этажа — он мешал ей пить. Ребенка уже однажды отбирали, но вернули — в полном соответствии с Декларацией. Сотрудники соцзащиты, наверное, будут как-то наказаны — но погибшего уже не вернуть.

Впрочем, сейчас речь не об алкоголичках и наркоманках. Речь о нормальных людях, которые решили, что больше не будут жить вместе. В большинстве случаев вопрос, с кем после развода будут жить дети, даже не обсуждается — они остаются с матерью.

Но после решения Верховного суда, пусть у нас и не прецедентное (хочется сказать «беспрецедентное») право, у отца не остается вообще никаких возможностей оставить себе детей, если мать сохраняет хоть малейшее подобие человеческого облика.

В новости про решение суда еще особенно режет глаз то, что, мол, ребенка спросили, хочет ли он жить с отцом, и он в суде ответил, что да, а потом в частном разговоре сказал, что боялся обидеть папу, а на самом деле он хочет жить с мамой.

Вполне вероятно, что в данном конкретном случае это на самом деле так, но сколько обратных случаев, когда ребенок больше боится обидеть маму, а жить хочет с папой?

Впрочем, спасибо товарищам судьям, теперь ребенок вообще никак не сможет остаться с папой, что бы ни говорили они оба в суде.

«Исключительных обстоятельств» не зафиксировано? Все, иди к маме, и встречайся с папой, только если мама разрешит.

Борьба за равноправие родителей при разводе могла бы объединить как традиционалистов — потому что исторически ребенок всегда оставался с отцом, так и феминисток и сторонников гендерного равноправия в целом — потому что не может быть гражданского равноправия полов без равноправия семейного.

Но почему-то по этому поводу молчат и те и другие, предпочитая обмениваться шпильками о «женской логике» и «сама виновата» с одной стороны и о «мужских шовинистических свиньях» с другой.

О каком гражданском мире и согласии в стране может идти речь, если два еще совсем недавно самых близких друг другу человека не могут договориться о судьбе третьего, все еще самого близкого им? А государство вместо того, чтобы помочь достижению гендерного мира, ставит одну из сторон в заведомо дискриминируемое положение?

«Вы бы, мужики, алименты вовремя платили, а потом уже говорили о равноправии», — наверняка скажет не одна читательница. Действительно, почти миллион неплательщиков алиментов — это однозначный позор для страны. Не давать денег на еду собственному ребенку — что может быть омерзительнее?

Но, может быть, если начать оставлять детей после развода с отцами, это число будет уменьшаться?