Карета как тыква. Памяти протоиерея Всеволода Чаплина
Это фото отца Всеволода Чаплина было сделано в 2008 году у нас дома, в однокомнатной квартире на проспекте Наставников в Петербурге (фотограф — Станислав Марченко). Отец Всеволод приезжал ко мне домой, чтобы дать интервью для епархиального журнала «Вода живая». Я тогда, признаться, считала его человеком пожилым. Сейчас пересчитала — лет ему здесь столько же, сколько мне сейчас. И, конечно, первое, что приходит в голову — он совсем молодой ещё тут…
Помню, как наш редактор, отец Александр Сорокин, как-то с сомнением посмотрел на эту картинку: «Что это, это вообще где?! Что за занавеска с цветочками?!». Но, как водится, другой фотографии не было, и в печать отправили эту.
То, что отец Всеволод — велик, я поняла уже в тот вечер. Но «большое видится на расстоянии», и с годами это ощущение усиливается.
Этот, возможно, самый занятой человек в РПЦ тех лет был одновременно и самым доступным. Я не могу представить другого церковного начальника такого уровня, который бы потащился на окраину города давать какое-то там интервью, как он потом шутил, «девочке-пацифистке из епархиального журнала». Для журнала, названия которого он раньше никогда не слышал. «Нормальный» человек в такой ситуации выделил бы двадцать минут, встречу назначил бы в епархиальном управлении, а то и вовсе бы сказал, что «я очень занят, позвоните попозже». Но дело даже не в этом.
Он не давал понять, что его как-то особенно напрягли, что он «сделал одолжение», «снизошёл» и так далее. Он вёл себя так, будто это в порядке вещей. И при этом никакого, надо сказать, панибратства.
Честно говоря, я до последнего думала, что найдётся какой-то повод, и он не приедет. Поэтому, когда я увидела его на лестничной площадке, меня накрыл какой-то неконтролируемый смех.
Первое, что бросилось в глаза, когда он зашёл в дом, — он был весь в буквальном смысле в дорожной пыли. Про то, что отец Всеволод был почти круглосуточно на ногах, вспоминают почти все, кто его как-то знал. И тот день, как я понимаю, для него самого был вполне обычным. С утра он был на заседаниях в нашей епархии (тогда шли так называемые «богословские собеседования» с финскими лютеранами), потом поехал в железнодорожные кассы и пару часов простоял в очереди, чтобы взять-обменять билеты. Вечер провёл у нас, а под ночь уехал в гостиницу к лютеранам писать совместную резолюцию двух Церквей.
Причём написал он её по факту в одиночку. А утром в епархиальном управлении бравировал, как ему удалось сделать лютеран сговорчивыми: «ящик пива — и они всё подписали!». Сам он при этом выглядел весьма свежо и бодро. «Они хотели, чтоб было 50 на 50, а я сделал так, чтоб наших было 75 процентов, а их — 25!», — хвастался он с каким-то невероятным азартом, будто выиграл большой приз.
Помню, что я отца Всеволода тогда очень жёстко интервьюировала и вообще вела себя довольно бесцеремонно. Сейчас бы я так уже не стала делать. Мы обсуждали церковно-государственные отношения. Я задавала всякие неприятные вопросы, донимала его по поводу его «богословия войны». «Нормальный» человек, возможно, за такое имел бы зуб на меня на всю оставшуюся жизнь. Но отец Всеволод, к счастью, не был таким «нормальным».
Кажется, что он не то что простил — он и не думал обижаться. В какой-то момент он стал очень сильно заикаться и задыхаться, так что ингаляторы не помогали. Но потом как-то оттаял, перестал заикаться, стал шутить и даже хохотать. Помню, как он очень стыдливо, почти шёпотом, спросил, можно ли выйти покурить. Какая кинематографичная была сцена с соседями, которые увидали его в рясе и с крестом, дымящим у мусоропровода…
То, что отец Всеволод был «человеком системы» — это, конечно, очень поверхностный взгляд. «Системе» отец Всеволод был как для автомобиля — запасное колесо неподходящего диаметра. То есть, без него-то ехать вообще было никак, но и с ним ехать долго было неудобно и невозможно.
«Человек системы» в его положении первым делом бы начал бы беречь себя. Приобрёл недвижимость, достойный автотранспорт. Питался бы в «приличных ресторанах», а не в «бургеркингах». И, главное, «человек системы» должен быть предельно грубым с подчинёнными, а перед начальством бояться громко дышать.
Отец Всеволод в этом смысле делал всё ровно наоборот. Все деньги, которые к нему приходили, раздавал. Ездил на общественном транспорте, жил с мамой в панельном доме на окраине города, ходил в застиранных рубашках, покупал шаверму в ларьке у метро. Был вежлив и деликатен с простыми людьми, но при этом позволял себе спорить с начальством. Считать «великого господина и отца нашего» просто «старшим партнёром по проекту». Возможно, это его и уничтожило.
Был бы он «человек системы» и «карьерист», как его многие называли, — он стерпел бы и обидные слова, и отставку. И уж точно не поехал бы давать интервью на «оппозиционный канал». Обтекал бы, впитывал, благодарил — делал бы то, что в Патриархии называется «смирением». Затаился бы до лучших времён, — наверняка получил бы другую должность не при этом, так при следующем понтификате. Но вышло всё так, как вышло.
Конечно, были вещи, которые отца Всеволода с «системой» роднили. Это и вкус к интриге, и страсть к манипулированию. Вообще от «системы» его отделяла не какая-то особенно святая жизнь. Отделяло его полное отсутствие страха. Того самого «родового» страха, который зашит в наше церковное сознание со сталинских времён. Страха, что одно неосторожное движение — и снова всё заберут. Что сделаешь что-то опрометчивое, непродуманное — и снова закроют храмы, лишат субсидий и почёта, и вместо ковровой дорожки отправишься по этапу на нары.
Наверное, отец Всеволод был немножко панк. Похоже, что и во дворцах, и в подворотнях он чувствовал себя совершенно одинаково. И, возможно, самым комфортным для него местом была та самая лавочка на улице у храма, где он и скончался.
Думаю, что протоиерей Всеволод Чаплин своей биографией показал нам, что нельзя жить и бояться, что «ровно в полночь карета твоя превратится в тыкву». Что, по большому счёту, нет никакой разницы между каретой и тыквой. Что карета, в сущности, и есть тыква. И за это мы все, независимо от взглядов и позиций, можем быть ему благодарны.
