COVID убил миллион человек. Как Освенцим. Но там трагедия, а этих «не жалко»?

На днях мы пройдем мрачный рубеж: вирус убил миллион человек.

Это уровень жертв Освенцима, только там для этого понадобилось несколько лет, а не месяцев, как в нашей истории. При этом смерть что в одном, что в другом случае — сугубо неестественная, и так ли уж важно человеку, что именно его убивает, немецкое господство или китайская неразборчивость в еде, когда он вообще-то хотел бы еще пожить?

Но уровень эмпатии по отношению к жертвам вируса — ниже плинтуса. Их «не жалко».

Более того, принято всячески бравировать и гордиться презрением ко всем мерам безопасности, включая маски, издеваться и верить в конспирологическую бредологию, что угодно, лишь бы не признавать, что случилось нечто ужасное.

11 сентября в Нью-Йорке, взрывы домов в Москве в 1999, Буденновск, Норд-Ост, 2 мая в Одессе, Батаклан в Париже, разного рода землетрясения, наводнения, пожары, бомбардировки, войны, — все это вызывает у людей самое горячее сочувствие, взрыв пафоса и негодования, хотя от всех вообще этих несчастий все равно пострадало намного меньше, чем от вируса, но «там» всех жалко, будь их хоть сто человек, а тут — миллион, и все равно — «ну, такова жизнь, бывает».

А причина тому — очень простая.

Люди не умеют испытывать сочувствие без картинки.

Нет картинки — нет чувства.

Нужны несчастные котики и песики, столбы пламени до неба, ухмыляющиеся злодеи с топорами и взрывчаткой, трупы, лежащие на улицах в лужах крови, развалины домов, несчастные люди в разорванной одежде, которые мечутся и кричат, какие-то страшные повреждения тел, оторванные конечности, словом, зримый и шумный хаос и ужас.

Все это мгновенно воспитывает эмпатию — и сразу же раздаются очень популярные призывы «все закрыть», «всех арестовать», «бросить все на борьбу», «сделать все, что угодно, лишь бы снова не." и тому подобное, решительное и громовое.

Потому что картинка.

А какая картинка у вируса?

А никакой.

Ну, сидит человек дома с температурой — за закрытой дверью.

Тихо приехала скорая. Забрали его в больницу. Опять же за закрытой дверью.

Инфекция — никого не пускают. В реанимации аппараты какие-то гудят, кровати аккуратные. Чистота и порядок.

Лежат себе люди. Ну, умер кто-то. Опять же увезли и дверь закрыли. Если мы и узнали об этом, то из статистических отчетов. А если тромб, а не дыхание, так даже и в статистику могут не записать, намухлюют. Цифры. Абстракции. Миллион туда, миллион сюда.

Мало ли, люди пожилые. Бывает. Это жизнь.

Зато если бы вместо этого вируса возник другой вирус, и от него бы погиб ровно тот же миллион человек, но с одним ма-аленьким изменением жанра: люди от него внезапно сходили бы с ума прямо на тротуаре, орали — гав-гав-гав! гыр-гыр-гыр! — и сдирали с себя рубашки-штаны, пускали пену, извивались и кусались, — уверяю вас, никаких «ковидо-диссидентов» не было бы и в помине. Хотя, повторяю, процент пострадавших мог бы быть тот же, а то и значительно меньше.

Но была бы страшная картинка.

С такой картинкой хватило бы и тысячи погибших, чтобы наступило царство паранойи. Люди бы за километр друг друга обходили, митинговали бы не против карантина, а — за.

А так-то что.

Кашель какой-то. «Капельки слюны». «Проблемы с дыханием». Рутина. Неинтересно.

С такими скучными симптомами должен умереть миллиард, а не какой-то жалкий миллион, чтобы оставшиеся хоть что-то заметили.

Ничего не поделаешь.

Ну не умеют люди воспринимать абстрактную информацию — и, главное, не хотят.

Надо тебе их в чем-нибудь убедить — раскладывай трупы по улицам, бегай и громко кричи. Гыр-гыр-гыр. Шок-фото-видео.

А иначе — никак